Современное белорусское искусство на www.mart.by

Нео-поп арт по-беларусски?

Источник n-europe.eu Дата: 13 Ноя. 2009
Нео-поп арт по-беларусски?

Заметки к выставке “Философия масс. Беларусский нео-поп арт”

1 ноября в галерее современного искусства «Ў» открылась коллективная выставка “Философия масс. Беларусский нео-поп арт”, объединившая 19 беларусских художников, в основном молодого поколения. Большинство работ, представленных на экспозиции, были сделаны либо непосредственно к выставке, либо в течение последних 10 лет, так что зрителям действительно представилась возможность познакомиться с современным беларусским искусством. Исключением являются работы таких ставших уже мэтрами беларусского искусства авторов, как Вл. Цеслер и С. Войченко, А. Клинов, Р. Вашкевич. Согласно задумке куратора выставки и, одновременно, её участника художника С. Шабохина, работы более старших товарищей, уже переживших (в духе поп-арта) тиражирование на страницах журналов и календарей, должны были позволить взглянуть на историю этого художественного явления в Беларуси. Основным материалом для конструирования современной беларусской реальности поп-арта стали достаточно разные образы, поставленные, тем не менее, в один ряд: поиск истоков истории поп-арта связан с художественными экспериментами, имевшими место на Западе и в СССР. Что же из этого получилось?

Максим Осипов: «Поп-арту были присущи кроме всего прочего некая неинфантильная детскость, человечность, юмор»

И именно такое настроение можно найти в работах самого Максима Осипова, выполненных, по словам автора, из «папье-ветоше» — проклеенной и прогрунтованной ткани, а не бумаги. Это, считает Максим, придает им дополнительную прочность. Кроме того, художник монтирует в «папье-ветоше» комнатные метелки, которые усиливают охристую цветовую гамму работ, отсылающую к излюбленному фольклорному художественному материалу беларусов – соломе. Отсылает и уводит от него одновременно, потому что художественные объекты Максима Осипова рассказывают не только о беларусских персонажах и историях.

Известная перуанка, актриса и исполнительница с уникальнейшим голосом Има Сумак (1922-2008), имя которой посетители выставки упорно стремились исправить на Уму Турман, — одна из обладательниц такой истории. Посвященная ей работа – это одновременно и дань памяти певице, скончавшейся, как рассказал художник, «в каком-то доме престарелых».

Золушка – следующий персонаж теперь уже целой серии папье-ветоше-метелок — «Пепелушек», которые не следует путать с помелушками! История, фрагмент которой рассказывают «Пепелушки», оказывается не так проста, как принято считать, и разворачивается в виде «хроники мезальянса».

Кстати говоря, о неоднозначности этой хорошо знакомой нам истории, имеющей, по словам художника, и беларусский эквивалент – в сказке «Царэўна ў падземным царстве», размышлял и австрийско-американский поэт Феликс Поллак (1909-1987). В своем стихотворении «Cinderella Revisited» («Золушка. Продолжение следует») он предложил вторую часть сказки, знакомство с которой открывает, что Золушка так и не смогла стать принцессой и покинула принца из-за своей принадлежности к иной, нежели ее возлюбленный, социальной группе.

Константин Селиханов: «Это на самом деле взгляд на историю, на относительность исторических событий и долю вымысла в них»

Личное отношение к истории, в том числе политической, можно назвать главной темой работ другого участника экспозиции, Константина Селиханова. Эта тема раскрывается в серии “Сердец”, на которых мы видим “Володю и Ленина”, “Харви и Джеки” (Ли Харви Освальд и Жаклин Кеннеди), “Белку и Юру” и, наконец, “Банку рогачевской сгущенки и Банку томатного супа “Кэмбелл”, помещенных в надгробные медальоны. Любовь, хоть и в пластмассовой обертке, и смерть — что может быть прочнее этого союза?

Однако художник предостерегает нас от слишком легкого отношения к этому союзу. Поскольку, поясняет он, любовь одного персонажа к другому позволяет взглянуть на значимые события совсем по-иному и увидеть, к примеру, за убийством американского президента любовь “нашего минского паренька Харви Освальда” к жене этого самого президента.

Такой взгляд на историю обнажает относительность толкования исторических событий, или конструируемость истории. При этом конструируемость не следует путать с релятивизмом, т.е. с позицией: “как хочу, так и толкую происходящее”. Любое разыскание и толкование фактов опирается на позицию толкующего, важнейшей составляющей которой является вопрос об отношении добра и зла, критики или оправдания насилия. Обращение Константина Селиханова к образам Ли Харви Освальда и Ленина указывает на важность для художника размышления именно над этим отношением.

Антонина Слабодчикова: «Избавиться от страхов, но не избавиться от любимых людей»

Об отношениях с другими, теперь уже совсем близкими людьми идет речь и в работах Антонины Слабодчиковой. Две из них – коллажи «Икона 1» и «Икона 2» — были созданы специально для выставки. Эти сложные образы, отсылающие по форме к церковной иконе, наполнены страхами и желаниями художницы. Перенося их в пространство иконы в форме записанных слов, Антонина визуализирует то, чего, как правило, и ожидает от иконы стоящий перед нею человек, — но чем он, скорей всего, не осмелится поделиться с теми, кто стоит в церкви рядом с ним. А изображенные на «иконе» ручки и ножки, словно пожираемые истерзанной Мадонной-Антониной, материализуют другой момент переживания человека перед иконой – страха за близких, с которыми зачастую так сложно быть искренним и добросердечным.

Тема пожирания и поглощения – еще одна волнующая Антонину Слабодчикову тема. Раскрывается она в живописной работе «Элизабет» и объекте «Хэлло, Китти». Работа «Элизабет» состоит из трех частей: на ней Тоня пожирает Элизабет Тейлор, в свою очередь пожирающую Фриду Кало.

«Незначительное пожирает значительное», — так характеризует историю этих отношений сама художница. И поясняет: пожирает означает съедает, ведь нас постоянно поедает что-то – например, страхи, или кто-то — например, наши родители, на что мы отвечаем тем же, поедая чужие мысли или собственных детей. Искусство же, по мнению художницы, — не самое худшее средство разобраться со всем этим.

Михаил Гулин: «Я залил стилизованные формы другим цветом, и персонажи испугались этого»

Тема страхов и работы с ними объединяет и многие работы еще одного молодого художника – Михаила Гулина, прежде всего живописную серию «Несанкционированное использование цвета» (2009), а также живописную работу «Киднеппинг» и картонный объект с аналогичным названием. В основу всех этих работ положены растиражированные образы сказочных персонажей – Белоснежки, Золушки, Красавицы и Русалочки, которые художник подвергает обработке. В случае с «Несанкционированным использованием цвета» он заливает их другим цветом, а также добавляет испуг или даже ужас в лица сказочных персонажей. Для усиления эффекта эксперимента художник оставляет на холстах подтеки краски.

В случае объекта «Киднеппинг» красивая картинка из книжки дочери оказывается препарированной и перенесенной в чуждый ей контекст. Да, да, говорит художник, это те самые ручки и ножки, правда картонные, которые похитители детей посылают родителям с целью шантажа.

Картон, как кажется, излюбленный материал Михаила Гулина. Из него сделана и скульптурная группа «Кто сильней?!». Картонной является и упаковка для яиц птицефабрики им. Надежды Константиновны Крупской. Эту упаковку, по словам художника, можно было выставить и без всякого содержания, настолько абсурдно присвоение фабрике этого имени. Однако Гулин решил довести сплав Крупской и птицефабрики до абсурда, заменив цыплят на пластмассовых динозавров (разве может вылупиться что-то другое на фабрике с таким именем?).

Метаморфозы формы

С помощью представленных тем: неинфантильной детскости и причастности рассказчика к любой, в том числе политической, истории; темы пожирания нас образами и страхами за близких людей — можно объединить и ряд других работ экспозиции. Инфантильность и ее границы очевидным образом волнуют Александра Некрашевича, наблюдающего за тем, как его дочь поглощает Чужой, или Руслана Вашкевича, превратившего Буратино и Мальвину в пару любовников. Работу с историей осуществляет, к примеру, Вл. Цеслер, вышивающий на подушке Штирлица, или С. Шабохин, создавший «серый кабинет» советского поп-арта.

Тема же приключения, или метаморфозы образов, исследование которых являлось излюбленным занятием представителей западного поп-арта, кочует буквально из одной работы экспозиции в другую. Начиная с афиш А. Бельского и «мыльных пузырей» поп-арта художника BWGM через алюминиевое перетекание Аполлона в Гарри Поттера Александра Некрашевича к золотому бюсту Энди Уорхола Сергея Шабохина и «иконам» Алексея Лунева. В занятии превращением одной формы в другую, причем далеко небезопасным, можно заподозрить и Алену Шичко, Дарью Ивановскую и Анну Соколову. В работах этих авторов обращает на себя внимание, конечно же, рефлексия по поводу гендера — конструирования своего пола.

И все это, вместе взятое, находит свое завершение в спущенном в унитаз телевизоре Павла Войницкого и пустых билбордах Сергея Ждановича, которые Сергей Шабохин пытается заполнить собой, мимикрирующим под тот или иной брэнд. Контрастом к этой мимикрии выступает репортажная серия фотографий Андрея Ленкевича. Благодаря ей не привычное для любого беларуса – яркие и со вкусом оформленные рекламные щиты — снова становится привычным: эклектикой повседневности, составленной из икры, мандариновых долек и выложенного из чеснока бусла, приправленных лыжным снаряжением и конкурсом тату.

По ту сторону поп-арта

Если обратиться к материалам, которые использовали в своих работах беларусские художники — а среди них картон, пластик и ветошь, алюминий и бумага, игрушки и другие предметы быта, — то вопрос об отношении к поп-арту автоматически отпадает, потому что именно на такой материал делали ставку представители западного поп-арта. Однако, что касается содержательной стороны работ, то с ней все оказывается несколько сложнее, и тут уже имеет смысл говорить о выходе за границы поп-арта. Потому что, как можно предположить, привычные для поп-арта форма и содержание изжили или, как минимум, хорошенько «поистрепали» себя. Разве не подтверждением этому служит тот факт, что Энди Уорхол, критиковавший рекламных идолов и брэнды, сегодня сам оказался в их ряду?

Не значит ли это, что художественная работа с брэндами самими по себе никуда не ведет? Именно по той причине, о которой говорил Ж. Бодрийяр: потому что за ними ничего не стоит, ведь никакое мыло или кофе не сделает вас любимым и притягательным, как обещает реклама. Вернее, потому что за ними не стоит ничего метафизического, т. е. заслуживающего внимания художника (одного, может быть, но не всех сразу). Это значит, что смыслы обитают где-то в другом месте, поисками которого, как кажется, и занимаются беларусские авторы.

Тогда становится понятным, откуда берутся темы конструируемости истории и разоблачения истинных мотивов ее действующих лиц; страхов за детей (и взрослых) и гендера; неинфантильной детскости, как и наоборот — недетской серьезности (истории про Золушку или Гарри Поттера), а также «инфантильной взрослой жизни» (Ленкевича). Все эти истории вбирают в себя наработки поп-арта, но идут дальше – однако не по ту, а по эту сторону от него, туда, где можно снова переживать, думать и действовать, — в мир локальных, а точнее, глокальных историй и событий.

И еще один важный момент. Представленные на экспозиции работы беларусских художников демонстрируют то, что эти художники живут в глобальном мире. Потому что иначе в век современных технологий, к которым особенно чувствительно именно искусство, нельзя. Однако отсюда не следует, что художники отказываются от беларусского контекста. Так может показаться только тому, кто уверен, что знает этот контекст от начала до конца. Но не тому, кто постоянно его исследует и анализирует, в том числе при помощи художественного языка, находя в этом контексте все новых персонажей, вступающих в диалог с персонажами других стран и культур.

Тэги: , , , ,