Михаил Гулин: «Художника бесит одно, а делает он другое»

С 26 мая по 19 июня галерея современного искусства «Ў» презентовала персональный проект Михаила Гулина «Выставка недетского рисунка». Михаил рассказал об отсутствии актуального искусства в Беларуси, несексуальных автомобилях, критике абстрактного и демонизации детского мира.

Галерея специально для твоей экспозиции попробовала новую для себя практику платной выставки. С чем это связано? И почему вход разрешили только для совершеннолетних?

Это вопрос  не совсем мне нужно адресовать, а галерее, но, тем не менее, платный вход позволил контролировать и количество, и качество зрителей. После 18-ти – потому что там присутствует ненормативная лексика, некоторые эротические элементы и, не скрою, некоторая провокация порнографического содержания в названиях работ, предназначенная не для маленьких ушей.

Но я спокойно привел своего ребенка на выставку. В свое время мы с женой, Антониной Слободчиковой, уже водили дочку на выставку с подобным содержанием – «Сексуальность и трансцендентность» в киевском PinchukArtCentre. Это нормальная практика, когда на входе оговаривают, что детей можно приводить лишь на усмотрение родителей и в их сопровождении.

Опиши структуру выставки: какой период и какие серии ты включил в экспозицию?

Практически все работы – 2011 года, плюс одна-две – 2010-го. «Выставка недетского рисунка» включает две серии работ: самая «свежая» серия «Minimal Sexual» – с нее начинается экспозиция, и проект «Детская демонология», с которым я вожусь уже с 2009-го. Чтобы объединить обе серии, я дописал некоторые работы, например, полиптих, изображающий оленят. Эти оленята появлялись то в одном, то в другом зале, что позволило усилить экспозиционную связь и объединить выставочное пространство. Мне кажется, что в Беларуси проводится очень мало выставок, где художники и кураторы задумываются о цельности выставочного пространства, о зрителе.

Каково присутствие темы детства на «Выставке недетского рисунка»? Каким-нибудь образом твоя дочь Маруся повлияла на экспозицию?

Я, честно говоря, до этой выставки никогда не задумывался об этом. Но уже многие мои знакомые искали в работах какую-то связь с Марусей. Хотя у меня даже есть некоторые холсты – они не выставлены в этом проекте, но написаны с ее рисунков. Вполне возможно, что она повлияла на меня: не увидь я Белоснежку в ее тетрадке, может,  вообще не взялся за это.

Я вспомнил Белоснежку, так как вся выставка началась с полиптиха «Несанкционированное применение цвета», изображающего портреты героинь диснеевских мультфильмов. Мне всегда было интересно абстрактное искусство, но всегда не хватало чего-то среди этих кругов, квадратов и решеток. И вот я подумал, что диснеевская пластика – это мощный канон, она уже действительно отшлифована до мелочей: как анимационные герои хмурят бровки, как они огрызаются, улыбаются. Так почему бы вот эти идеальные, уже отработанные формы не позаливать непривычным для них цветом? Получается своеобразная абстрактная живопись. Абстрактная – потому что назвать это чем-то одушевленным, предметным, фигуративным у меня не поворачивается язык.

Может быть, у вас с ней есть общие проекты?

Ну, пока еще нет, но думаю, они обязательно появятся. Хотя быстрее у Маруси появятся общие проекты с мамой – Тоней, чем у меня с ней. Они как-то больше друг друга чувствуют. Маруся перенимает и ощущает внешнюю идеологию, канву творчества Тони.

А насчет темы детства, тут был своеобразный расчет. Кроме политики в Беларуси я не могу найти более актуальной, более животрепещущей и острой темы для себя лично. Я осознал, что мне предстоит сейчас сталкиваться не только с идеологией государства, но и с идеологией медиа, исходящей из телепрограмм, журналов, газет, всего этого глянца. И мне как отцу придется каким-то образом объяснять дочери про те или иные вещи, на которые она будет обращать внимание. То есть я каким-то образом буду вынужден регулировать, цензурировать эту ситуацию вокруг нее, стать диктатором. Мне интересно эти взаимоотношения, любопытно поразмышлять, каким образом происходит эта своеобразная демонизация детского мира.

Какова доля провокации в выставке? Какой ты видишь реакцию зрителя? Предвидишь ли ты эмоцию?

Я, скорее, больше задаю вопросы, чем даю ответы. В нашей стране излишне эмоциональная реакция может иметь негативные последствия для творчества и конкретно для этой выставки. С другой стороны, мне не хочется вялого, неэмоционального отклика. Но мои работы уже столько раз снимали с выставок, было уже столько проблем, что еще больше накалять ситуацию вокруг проекта мне не хочется. Провокация в Беларуси – очень скользкая тема. Я не могу, как западный художник, использовать провокацию для работы на имя, потому что неизвестно, во что это может вылиться здесь.

Художник, как Сталкер, должен уметь уходить за край, выуживать что-то оттуда, вносить в мир, заставлять человека переваривать это, даже если ему не совсем  приятно. Но есть, конечно, внутренняя этика. И я оставляю щелочку надежды зрителю, так как не хочу погружать его в атмосферу беспросветности.

С какой целью ты записывал аудиоэкскурсию для зрителей? Ты доволен ходом выставки? Как реагируют люди?

Экскурсию меня попросила подготовить Валентина Киселева, директор галереи «Ў». Я хотел провести экскурсию лично, задумывал, что одну экскурсию я дам сам, а волонтеры, опираясь на услышанное, будут проводить их в другие дни. Я никогда не пользовался аудиогидом, поэтому мне было очень любопытно попробовать.

Назови пять любимых художников.

На сегодняшний день мои фавориты: Аниш Капур (Anish Kapoor), Эрвин Вурм (Erwin Wurm), Аннет Мессаже (Annette Messager),  Джон Балдессари (John Baldessari), Козима фон Бонин (Cosima von Bonin).

Давай поговорим об аспекте апроприации в твоих работах. Каким образом и почему ты цитируешь работы других художников? Каких художников ты выбирал, и важно ли тебе, чтобы зритель мог самостоятельно считать эти цитаты?

Я начну с последнего вопроса. Мне действительно важно, чтобы он смог считать скрытые цитаты, по той лишь причине, что это будет интереснее для самого зрителя. А лично меня всегда раздражала подобная рефлексия, когда художники бесконечно цитируют друг друга, играют друг с другом и с историей искусств. Но бывает такое, когда художника бесит одно, а делает он другое. Вот и у меня такая ситуация.

Все это выросло из критики абстрактного искусства. Хоть я понимаю, что наступаю на одни и те же грабли, ведь в свое время поп-арт зародился как критика абстрактного искусства. Но, тем не менее, я могу себе позволить второй раз наступить на эти грабли, а потом и в третий, потому что руководствуюсь личным опытом и прохожу историю искусств, опять-таки, на личном опыте.

В Беларуси, скажу радикально, нет актуального искусства, нет институций актуального искусства, но, тем не менее, есть абстрактное искусство. И абстрактное искусство каким-то образом уже вышло на тот уровень, когда его понимают и даже – очень редко – покупают. Абстрактная живопись зачастую выполняет сегодня чисто декоративные функции. Практически нет мощных белорусских абстракционистов, которые концептуально выстраивают ясные идеи, четкий текст – это просто цветные пятна, пустой формализм. И мне захотелось на это ответить. У меня появилась серия «Неабстрактное искусство» – «Супремаус», «Супрематическая композиция». Потихоньку, копаясь в этой теме, я вышел на проект «Minimal Sexual», в котором применил к абстрактному искусству рекламные стратегии.

Началось все с работы Лисицкого «Клином красным бей белых». Я хотел выбрать художников, которым менее всего подходит эпитеты «сексуальный», «эротический».  Мне хотелось начать с минималистов и конструктивистов, глядя на работы которых, у тебя не возникает никакого подспудного импульса. Ведь это бред – думать, что если ты сядешь в красный «Ягуар», ты будешь более сексуальным. Это кусок металла, это круги и треугольники. Конечно, я знаю, что абстракционисты закладывают определенные концепции в свои работы, но увидеть в этом сцены из порносайтов – своеобразное испытание для зрителя.

Для тебя лично чем ценна эта выставка?

Для меня это второй в жизни персональный проект. Можно даже сказать, что первый, ведь до этого я один выставлялся только в Москве, но это была классическая развеска картин на стены. Все остальные выставки были либо групповыми, либо в тандеме с Антониной Слободчиковой.

Я давно хотел сделать выставку, в которой смог бы расписать стены. Видимо, все-таки моя специальность «художник-монументалист» не дает мне покоя – я очень люблю стенки. И тут мне удалось не только подготовить объекты и живопись на холстах, но и расписать стены, потрудиться над цельным проектом, выстроить экспозиционное пространство.

Вообще – я доволен выставкой.  Из-за того, что выставка стала платной, зрителей не убавилось, как мне кажется. Хотя лично я ожидал, что посетителей будет намного меньше. У нас ты никогда не сможешь точно спрогнозировать ситуацию.

Тэги: Выставка недетского рисунка, галерея "Ў", живопись, Михаил Гулин