Евгений Корняг: «Штамповать спектакли не хочу и не буду»

Женя Корняг — молодой режиссер, нашумевший в столице и за ее пределами пластическими постановками C’est la vie, Exercices pres du baton,  «Не танцы»,  «Кафе  „Поглощение“. Сразу после премьеры в театре им. Горького „Эсфирь“, где он поставил несколько хореографических номеров, Евгений ответил на наши вопросы.

— Ты поставил шесть спектаклей, какой из них самых удачный?
— Мой первый спектакль „Экзерсис“, который я сделал во время учебы в Белорусской академии искусств. Да, там немало ошибок, но сама по себе смелость это сделать дала толчок всему остальному. Во второй своей работе Birthday party я уже не совершаю столько ошибок. А вот излюбленные всеми „Не танцы“ вызывают у меня раздражение, хотя налицо успех — некоторые смотрели их по десять раз. Теперь все ждут от меня новых версий „Не танцев“: „Не танцы-2“, „Совсем не танцы“, „Не такие, как танцы“, „Не танцы, и просто так“… Мне легко поставить такой спектакль сколько угодно раз, но ради чего?
— Жанр, в котором ты работаешь, определить сложно хотя бы потому, что он постоянно меняется…
— Пока я сам не знаю своего театра, своей стилистики, поэтому постоянно меняю жанры, ищу новые формы. Мне кажется, в своих спектаклях я даю зрителям альтернативу. Если в кино еще можно найти своего режиссера, то здесь у нас выбора нет совершенно.
— Значит, ты сбрасываешь с корабля современности все авторитеты?
— Скажем, поклонения у меня нет ни перед кем, но есть стремление к уровню. Например, есть безумная любовь к Пине Бауш — выдающемуся хореографу, которая ближе всех подошла к психологическому театру пластическими спектаклями без слов. Потом уже появились Саша Вальц, Иржи Киллиан и другие. Еще могу назвать несколько имен: Ян Фабра — нравится хамское отношение бельгийского режиссера к театру, немецкий режиссер Франк Касторф — интересна его интерпретация распада театра, распада сознания, ну и еще польский режиссер нетрадиционного театра Лешек Мондик. Есть много культовых фигур, но они остались в прошлом и то, что они делают сейчас, мне неинтересно. Не так давно видел спектакль „Вишневый сад“ Матса Эка в Москве и понял, что его смотреть больше нельзя. Это не сравнится с тем, что шведский режиссер делал в 90-е годы, — тогда были шедевры.
— То есть любой режиссер рано или поздно себя исчерпывает?
— Да, определенно. Я не знаю ни одного, чтобы он от начала до конца оставался ведущим.
— Так, может, ты сам однажды поставишь Чехова?
— Нет. Месяц назад в Москве я поставил Метерлинка «Там внутри», так что это мой первый и последний спектакль по драматургии вообще, неважно, классической или современной.
— Ты считаешь, что пять лет учиться режиссуре напрасно?
— В целом, да. Режиссуре обучить невозможно. Все дело в шестом чувстве. Я не понимаю, почему нужно пойти в эту сторону, но вижу, что в другую сторону нельзя. Это ощущение.
— А система Станиславского работает?
— Я против системы Станиславского только потому, что это записанная система. По этой системе мог ставить один человек. Сам Станиславский. Больше никто. Как только ты находишь правило и его записываешь, оно становится штампом — все, оно уже неинтересно. Когда я понимаю, что мне надо от актеров, то придумываю свой тренинг, как их до этого состояния довести. При этом одному человеку даю одно упражнение, другому подаю совсем иначе. В итоге мы приходим к одному результату, но совершенно разными путями. Режиссер должен видеть и понимать сам, как ему работать с актером. И тут ему не поможет ни один Станиславский.

Тэги: Евгений Корняг, режиссура, театр