«НЕ НАДО ТРОГАТЬ ИСКУССТВО». ХУДОЖНИК АЛЕСЬ РОДИМ — О СВОБОДЕ, ПРАВДЕ И ДЕНЬГАХ

Культовый белорусский художник с яркой творческой биографией о жизни в искусстве и искусстве в себе.
Напоминаем, что его большой проект “Мифологема тысячелетия” представлен в Ok16 с 15 августа по 29 сентября.

Интервью Ларисы Малаховой для интернет-ресурса «Твой Минск».

Мои ожидания не оправдались. Я шла на выставку Global Warning/GlobalWarming, чтобы встретиться с человеком гордым своими успехами и хорошо знающим себе цену. А встретила – открытого и доброго, благодарного судьбе художника, в лексиконе которого нет слова «цена». Я планировала задержаться на часок, а задержалась – на четыре. Хотела просто посмотреть на картины, а увидела – душу. Собиралась получить ответы на некоторые вопросы, а получила – жизненные ориентиры. Есть люди, которые, оставаясь стабильными и верными себе в любой ситуации, меняют окружение. Алесь Родим – такой человек. И такой художник.

«Сейчас мы с моими гостями будем пить чай. Присоединяйтесь!». Эти слова — не просто вежливость. Очевидно, что для Алеся естественно вот так запросто впускать в свою жизнь новых людей. Что это — прирожденная открытость, или приобретенная в «Тахелесе» привычка — мне не узнать. Знаю другое: мне здесь тепло и спокойно.

— Вы много говорите про «Тахелес». Что такого выдающегося в нем было?

— В 1991 году, когда пала Берлинская стена, власти города на 20 лет отдали здание бывшего универмага творческим людям, без взимания арендной платы. Здесь была своя дирекция с печатью и учредительными документами, которая приглашала интересных людей, следила за порядком, обеспечивала нас материалами, и при этом давала столько свободы, сколько было нужно. Благодаря этому «Тахелес» стал своеобразным полигоном для художников, театралов, музыкантов. Здесь мы жили, здесь же — творили и выставляли свои работы. Двери «Тахелеса» были открыты с 11 утра до 10 вечера. Туристы со всего мира приезжали сюда, наблюдали за процессом нашей работы, видели ее результаты, задавали вопросы. Это был и дом, и мастерская, и выставочная площадка, и театр, и рок-сцена — все в одном. Не удивительно, что творческие люди тянулись сюда постоянно: кто-то задерживался на пару дней; кто-то — на несколько лет; а кто-то перерастал этот формат и шел дальше. Как, например, группа Rammstein.

— А как там оказались Вы?

— Долгая и непростая история (улыбается). Два белорусских художника-эмигранта, Алесь Таранович и Игорь Ермаков, уговорили дирекцию «Тахелеса» организовать выставку белорусского искусства. Здесь ожидали увидеть меня и еще нескольких художников. Однако белорусская сторона в процессе переговоров внесла свои коррективы в список приглашенных: он вырос до 40 человек, и меня в нем не оказалось. В конце концов, дирекция «Тахелеса» поставила вопрос ребром: или едет Родим, или не едет никто. За неделю до выставки кураторы с белорусской стороны сообщили мне о поездке, разрешив взять две небольшие работки, размером где-то с лист бумаги. Я взял все самое крупное, что у меня было. В первый день места для выставки моих картин в залах «Тахелеса» не нашлось. Тогда я выставился прямо на лестнице между этажами. И тут же получил предложение остаться. В помещении в 1000 кв. метров.

— На протяжении 13 лет Вы постоянно были среди людей, которые прямо за спиной наблюдали за Вами, могли отвлечь на разговор, что-то прокомментировать. А работа художника требует сосредоточенности. Вам никогда не хотелось всех выгнать, запереть дверь и побыть одному?

— Одиночества мне хватало. Я вставал в 7 утра. До открытия «Тахелеса» для публики у меня было 4 часа на то, чтобы сосредоточиться на картине, на ее сути, общей концепции. Это много. А в 11, когда начинали приходить посетители, я уже медитировал над каким-то элементом, украшал, добавлял детали.

Но я больше скажу. Постоянный поток людей в мастерской мне даже помогал. Я делал что-то и тут же получал обратную связь. А для художника это важно. Я видел, что воздействую на людей, и это очень поддерживало. Художники часто сталкиваются с этой проблемой: пишет он что-то в своей мастерской, а через какое-то время начинаются сомнения «зачем пишу?», «кому это надо?». Из-за отсутствия обратной связи теряются ориентиры. Появляются другие мысли: «А сделаю-ка я что-нибудь попроще, попримитивнее, что популярно. Вдруг кто-то купит». А это — дорога в никуда. С таких стартовых позиций никуда не выйдешь. Ну, один раз можно ошибиться. А второй раз — это уже система.

— Но художнику ведь надо на что-то жить… Без денег не будет возможности даже краски купить. Тем более, в Беларуси, наконец, появляется возможность что-то продать. Популярность прошедшего «Осеннего салона» только чего стоит…

— Я понимаю, что нужно зарабатывать. Но это не должно быть целью. Художник должен быть свободен, должен говорить то, что он хочет сказать, а не то, что кто-то хочет услышать. Он не должен думать, будет его картина висеть на какой-то стене или нет. Я побывал на «Осеннем салоне». Это очень хорошо, что он у нас появился, что банк заинтересовался искусством, его поддерживает. Но еще я увидел другое. Там ведь молодые художники выставлялись. Им бы только дерзать, плевать на все. Но все такое сдержанное. Несвободное. И эта тенденция лично меня настораживает.

— Вам просто говорить. Вы знаменитый, Вашу выставку увидело более 1 млн. человек. Люди специально приезжали в Берлин, чтобы посмотреть на Ваши работы. Картины, небось, продавались активно. Могли позволить себе творить так, как хочется…

— Я не продавал свои картины, когда жил в «Тахелесе». Денег от распечатанных копий моих работ администрации было достаточно для оплаты коммунальных платежей, покупки красок. У меня всегда были необходимые материалы в том объеме, который был нужен, всегда было место для работы, была своя выставочная площадь. У меня все было, только, может, птичьего молока не хватало.

Последние несколько лет в «Тахелесе» художники жили без отопления, последние несколько месяцев – без воды и электричества. «У меня все было». Я смотрю на его работы и… верю.

Моя картина «Мифологемы тысячелетий» — самая крупная живописная работа на территории Европы сегодня. А появилась она потому, что у меня было помещение для работы нужного размера. Ведь искусству нужен масштаб, чтобы не сдерживаться, а выражать все свое эмоционально.

— Много лет подряд вы писали в режиме нон-стоп, проводили выставки, участвовали в организации фестивалей. Где искали вдохновение?

— (Улыбается) Я и не искал. Я делаю то, что хочу, и то, что мне интересно. Это и движет мною каждый день. Разговоры про творческий кризис и спад творческой активности начинаются тогда, когда художник что-то делает против себя. То, что ему не нравится, или по заказу. Это ведь такая «нудота»! Я так с собой не поступаю. Каждый день открываю новую, неизведанную для меня художественную сферу. Пусть она изучена другими, я знаю и вижу это, но хочу проникнуть глубже и сделать свои собственные выводы. Как на моей картине — открыть дверцу золотым ключиком.

— Наверное, жизнь в Европе этому способствовала? Новая страна, новые впечатления, новые люди. Свежая струя в жизни всегда вносит бодрость.

— Не поверите, но я почти не выходил из «Тахелеса». За 13 лет у меня была масса возможностей увидеть Германию и всю Европу. Это было бы любопытно, конечно. Но для меня было куда интереснее находиться в «Тахелесе» и писать картины. И мне это было настолько захватывающе, что я просто не мог выйти из этого здания даже на короткое время.

— Без внешней подпитки, внешних событий рождались идеи для новых картин? У вас больше 100 работ, они такие разные. Как приходили сюжеты?

— Ну, не могу сказать, что ни одна моя работа не связана с внешними событиями. Например, когда началась борьба за «Тахелес» с собственником и мою выставку захватили, администрация здания тут же предоставила мне помещение этажом ниже. Там я сделал инсталляцию: огромный спрут захватывает все пространство. Это был совершенно недвусмысленный ответ на внешние события. С картинами, как правило, все иначе. Возникает идея. Но не ясная и четкая, а на другом уровне – невербальном, нон-фигуративном. Этакий образ идеи. Начинаешь проникать туда, вытаскивать метафизическую сущность, загораешься. Порой погружаешься настолько, что силой себя переключаешь на другое, чтобы картина тебя не проглотила. Потому что это уже другой мир, другое измерение. Интереснее всего, когда, помимо пространственного, в картине появляется временной параметр. Ведь каждый предмет на картине существует в определенном времени, в определенных обстоятельствах. Идет действие — понятное и ясное, и вдруг неожиданно объявляется какая-то деталь, вообще не из этой эпохи. Думаешь: «Откуда это залетело?». Но понимаешь, что благодаря этой мелочи у художественного произведения появилось другое содержание.

— В Ваших работах трудно понять содержание…

— Его надо чувствовать. Что такое абстракция? Это тоже реализм, но реализм другими формами. Это мир формы без форм. А что такое искусство? Это эмоциональное восприятие мира и событий. В моих картинах — новые открытия ритмичных рядов, композицийных рядов, цветовых решений. И все это — епархия эмоциональных восприятий.

— Не уверена, что правильно поняла. Т.е. в современной абстракции можно нарисовать что угодно, лишь бы это было эмоционально и необычно?

— Можно. Но чтобы нарисовать «что угодно», нужны годы учебы. Классической, нудной учебы. В конце концов, ты начинаешь водить кисточкой, а не она тобой. Без базового образования, знаний и навыков не получится ничего. Хорошая абстракция требует серьезной подготовки. Иначе — это «разукрашка». Начнутся повторы, вариации на тему. Настоящее искусство требует глубоких открытий. И попутно — полной отдачи того, что у тебя внутри накопилось.

— Вы серьезно относитесь к своей работе. Но предпочитали выставляться в «Тахелесе», публика которого не отличалась искушенностью в искусстве. Не хотелось популяризовать себя дальше – выставляться в классических музеях?

— Зачем? До «Тахелеса» я выставлялся в Париже, Брюсселе, Голландии, Италии. 4 моих работы есть в нашем Национальном художественном музее в Минске. Ну, предложили мне, к примеру, выставить несколько работ на один месяц. Месяц — это ничто для выставки, это калейдоскоп. Дальше. Что такое несколько работ? Это кусочек. Вы поймете что-нибудь, имея на руках два паззла из картинки, где их нужно 100? Сможете насладиться песней, услышав одну ноту из нее? Все мои работы объединены общей темой — Global Warning/GlobalWarming. Глобальное предупреждение. И увидев их все, или хотя бы большинство, начинаешь понимать, о чем это предупреждение. В «Тахелесе» моя выставка длилась 13 лет. И там были все мои работы. Благодаря этому я донес до зрителя то, что хотел сказать. И увидел результаты. Кроме того, интерес к моему искусству рос еще и за счет открытости. Люди приходили и смотрели. Некоторые — часами наблюдали. И в этом — соль. В Берлине существовало еще одно место, похожее на «Тахелес» — «Бетаник». Но через какое-то время государство взяло его под свою опеку. Художники стали работать по грантам в закрытых мастерских, периодически организовывая выставки. Через какое-то время люди просто перестали туда ходить, ведь диалог с художниками был потерян.

Здесь — в пространстве «Верх» — я не пишу. Все время занят другим: расставляю картины, подписываю, довожу новые. Чтобы навести здесь порядок нужно много сил и времени. Но я его не наведу (смеется). Ведь на время проведения различных мероприятий приходится картины убирать. Вот проходила здесь неделя моды — все сняли и спрятали. Потом достали, не успели развесить, пришла «Живая библиотека». Выставка кочует бесконечно. Но зато ее видят больше людей. Заглядывают на одно мероприятие, а получают — еще и другое. Узнают, фотографируются, кто-то и заинтересовывается. Я постоянно нахожусь здесь. Люди видят меня, я вижу их. За 4 месяца — пока идет выставка — почувствую публику в своей стране. Ведь свою публику за рубежом знаю хорошо, а вот дома — пока не очень.

— Вы более популярны в Европе, чем в Беларуси. Как будете повышать свою известность в родной стране?

— Я не гонюсь за признанием. Знаю, что не все воспринимают мое искусство, но кто-то же воспринимает? Мне этого достаточно. В середине января закончится эта выставка. Потом, возможно, начну переговоры с другими площадками, но планов не строю. Зачем смешить Бога?

— Наверное, с белорусской публикой труднее. Многие считают белорусов недостаточно образованными для искусства.

— У нас очень образованные люди, не надо. Другой вопрос — хочет человек расширять свои границы или нет? Вот с этим в Беларуси, конечно, сложнее. Первые 10 дней после открытия выставки Global Warning/GlobalWarming в «Верх», здесь было очень много посетителей. В основном —приближенных к искусству: искусствоведов, художников, журналистов. Затем наплыв спал. А чтобы пришли все остальные, в них нужно будить любопытство. Для этого требуется активная рекламная кампания. В Европе люди воспитаны несколько иначе. С самого детства привыкают к искусству: на стенах в домах висят картины, путешествовать и ходить по музеям для них — скорее, норма. У нас несколько иные ценности. И связано это в том числе с уровнем благосостояния. Базовые потребности европейцев удовлетворены, они спокойнее смотрят в завтрашний день, и успевают подумать об искусстве. Но процесс идет, и, мы хоть и чуть отстаем, двигаемся в том же направлении.

— Часто слышу, что смотреть на результаты творчества белорусских художников наши люди не любят, а предпочитают иностранцев. А какие вкусы у европейской публики?

— Вы удивитесь, но в деле восприятия искусства очень важно… удобство. Люди во всем мире делают то, что легче и проще. «Тахелес» стоял в центре Берлина, и к нам приходили. Конечно, не только поэтому, но это было дополнительным плюсом. Чуть в стороне —всего-то в двух километрах от нас — располагалось удивительное место «Dad chicken». Художники там выставляли совершенно потрясающие инсталляции. Мне запомнилась глыба льда, которая таяла на протяжении нескольких месяцев, а внутри этой глыбы находилась чья-то тень. Она сидела, двигалась и уменьшалась вместе со льдом. И таких инсталляций было множество! Они стоили того, чтобы на них смотрели! Художники готовились к этой выставке год, но, почти сразу после открытия, количество дней ее работы сократили с семи до двух. Потому что люди не шли, а аренду платить нужно. И у меня нет никаких сомнений, что, находись они в центре города, ситуация повернулась бы иначе.

«Тахелесу» добавила популярности история с борьбой за здание. В какой-то момент банк, владеющий зданием, решил нас оттуда выжить. Захватили выставки многих художников. Зима, мороз, мы оказался на улице, а все работы — внутри. У меня был шок, и это мягко сказано.

Уходя, «захватчики» порезали одну из картин художника.

Но затем подтянулась пресса, начался шум, оказалось, что захват был незаконным, и мы отстояли свое право оставаться там до истечения двадцатилетнего договора. И люди заинтересовались этим — посетителей стало значительно больше. В конце концов нам пришлось уйти — у банка были какие-то грандиозные планы по открытию торгового центра. Но вот уже больше 5 лет здание пустует, а Берлин потерял площадку, которая привлекала сотни тысяч посетителей.

— Считаете, это плохо отразилось на городе?

— Несомненно. Это плохо отразилось на всем мире. Такие события производят своеобразный «эффект бабочки». Как в том рассказе, когда человек попал на тысячелетия назад, наступил на бабочку и вернулся уже в другой мир. Что такое «Тахелес» как не маленькая точка на карте мира? Но все взаимосвязано. Уничтожили «Тахелес» — и многие художники потеряли свою опору, ушли в небытие. А мир, возможно, потерял еще одного гения. И усилилось напряжение в мире. Разрушили не просто здание, разрушили одну из точек опоры — культурной опоры. Не надо трогать искусство, только в этом случае мир не развалится.

При подготовке материала использованы фотографии с сайтов belmarket.by, chatoff.by

Тэги: Ok16, Алесь Родим, Беларусь, Минск, Мифологема тысячелетия, современное искусство, Тахелес