Ольга Тарасевич

Ольга Тарасевич о себе: «Родилась 23 февраля 1977 года в Минске. С детства отличалась повышенной скромностью — в 7 лет начала писать концептуальный труд под названием «Моя жизнь». Жаль, что тетрадка не сохранилась. Сейчас мне сложно представить, какая такая «жизнь» могла быть у семилетнего ребенка.

Мой отец вместо сказок читал мне перед сном Конан Дойля, и в кого было еще влюбляться, если не в Шерлока Холмса — самого умного и обаятельного? Детская влюбленность в героев проходит. Любовь к жанру — остается. Хороший детектив — это интрига, любовь, психология, загадка. Я всегда придумывала разные детективные истории, но записывать их было недосуг. В жизни ведь столько всего интересного. И я выбрала профессию, которая позволяет ходить везде, интересоваться всем, да еще и деньги получать за собственную любознательность. В настоящий момент работаю заместителем главного редактора массово-политического еженедельника «Обозреватель»».

— Недавно в Беларуси прошли выборы. Ваш «Обозреватель» наверняка освещал их. Было ли что-то интересное, чем они запомнились вам или вашими друзьям?

— Наша газета опубликовала интервью со всеми кандидатами на президентский пост, за исключением Александра Лукашенко, до которого мы по понятным причинам добраться не смогли. Были проанализированы программы всех соискателей. О чем-либо интересном, экстраординарном рассказать не могу. В Беларуси наблюдалось два всплеска политической активности — в конце восьмидесятых (когда ветер «перестройки» прилепил население страны к экранам телевизоров и выстроил в очереди за газетами) и в 1994—м, когда в стране проходили первые президентские выборы. За годы своего пребывания у власти Лукашенко лишь увеличил количество своих сторонников, его поддерживает подавляющее большинство населения страны. Около 10 процентов жителей Беларуси считает курс Лукашенко неприемлемым, однако единого лидера у оппозиции нет; существует несколько партий, электорат которых исчисляется незначительными процентами. О равной, а значит и об острой интересной борьбе речи сегодня в Беларуси не идет. Кстати, очень многое из реалий современной России десять лет назад использовал в своей политике Александр Лукашенко — реформирование системы органов местного управления, развитие спорта и здравоохранения, расширение жилищного строительства. Я думаю, глупости не являются образцом для подражания.

— Вы работаете в массово-политическом издании, почему же тогда ваша книга написана не в жанре политического детектива?

— Мне кажется, интерес общества к политике возникает в редкие переломные моменты истории. Изнутри политика представляет собой большую нужную бюрократическую машину. Это, на мой взгляд, интересно разве что в рамках газетной статьи, которая живет максимум неделю. В книгах же мне хочется затрагивать более значимые темы.

— А почему действие книги у вас происходит в Москве, а не в вашем родном Минске?

— Я безумно горжусь родной страной и ее историей. Но так сложилось, что большинство населения Беларуси думает и говорит по-русски. Я не настолько хорошо знаю белорусский язык, чтобы на нем писать. Мне пришлось учить его в ускоренном темпе, потому что мой папа — военный, мы долго жили в Германии, и наша семья переехала в Минск во времена «парада суверенитетов», а экзамены на журфак сдавались на белорусском. На нашем издательском рынке всегда царила монополия России. У белорусских издательств узкая ниша — образовательная литература, классики. Современную литературу издают мало, небольшими тиражами, и выглядят эти книжки, на мой взгляд, убого. Не думаю, чтобы белорусские издательства заинтересовал современный детектив начинающего автора. Поэтому я решила попробовать издать свою книгу в России. Вряд ли потенциального читателя-россиянина привлечет сюжет, действие которого разворачивается в другой стране. Интересно было бы мне читать про Украину? Скорее нет, чем да. Вот потому-то мои герои и стали москвичами. Я люблю этот город, знаю его запахи, краски, ритм.

Вообще, свой первый роман я накатала лет в двадцать. Время тогда было технически не продвинутое, я собрала свое бесценное творение в папочку и поехала в Москву, в издательство «Эксмо». Роман не напечатали, и сейчас я этому безумно рада. В двадцать лет кажется, что знаешь о жизни все. Ближе к тридцатнику понимаешь, что ничего не знаешь. Потом зуд творчества посетил меня в 26, и, уже освоив электронную почту, я щедро, аки сеятель, разбрасывающий облигации займа, раскидала роман по всем издательствам. Меня опять постигла неудача, но только редактор «Эксмо» выслала мне рецензию, в которой указывались недостатки. Казалось бы, все просто: прочитай книгу, сделай вывод о требованиях и на основании этого твори собственный шедевр. Возможно, я туго соображаю. Я поняла свои ошибки лишь после того, как ознакомилась с мнением рецензента. И потом уже обращалась только в «Эксмо». И очень благодарна редакторам, которые не выгнали меня взашей с моим несовершенством, а помогали делать текст лучше. Таким образом, успешной у меня оказалась лишь третья попытка. Возможно, светлый образ родины еще появится на страницах книги. Я обдумываю сюжет, часть которого может развиваться на территории Беларуси.

— Существует мнение, что журналист не может стать писателем, а писатель, наоборот, не может стать журналистом. Как вам удалось совместить несовместимое?

— Журналист и писатель — это, на мой взгляд, две стороны одной медали, желания создать текст. Вспомним классиков русской литературы — и Александр Пушкин, и Антон Чехов, и Федор Достоевский в той или иной степени занимались не только литературным творчеством, но и журналистским трудом. Из современных авторов детективного жанра, имеющих опыт журналистики, можно отметить Дарью Донцову, Татьяну Устинову и Юлию Латынину. Современная журналистика дисциплинирует, приучает писать быстро, много, в любых условиях. Еще она дает возможность изучить жизнь во всех ее проявлениях, увидеть собственными глазами те сферы, которые традиционно считаются закрытыми. Не исключено, что и не журналист сможет понаблюдать, насколько бескровна операция по трансплантации почки, или задохнуться от зловония вскрываемого экспертами после длительного нахождения в воде тела. Поразиться естественной красоте загримированной от макушки до пяток модели на страницах глянцевого журнала. Понять, что король голый, что известный политик при личной беседе двух слов связать не может, а его пламенные импровизации с парламентской трибуны — результаты работы пиарщиков. Но с журналистским удостоверением все это сделать намного проще. Для нас нет ничего невозможного.

Я очень люблю свою профессию, потому что она позволяет вести непредсказуемую увлекательную жизнь. И детективы я тоже люблю — и читать и писать. При написании моих книг опыт журналиста является определяющим. Журналистика вырабатывает важный рефлекс — быть точным. У каждого из героев романов есть прообраз, и если я описываю морщины, жесты, манеру поведения, — это значит, так оно и есть, так бывает, ничего не придумано, все по-честному. Мне не приходилось ранее специализироваться на правоохранительной тематике в газете, но теперь у меня появилось множество знакомых следователей, экспертов, оперативных сотрудников, участковых. Я пишу о них статьи, использую полученную информацию в книгах. Часто в основу сюжета ложатся события реального уголовного дела, хотя мотивы преступления и взаимоотношения героев приходится придумывать. Стандартное преступление примитивно: украл, выпил, в тюрьму.

В числе минусов профессии, пожалуй, можно отметить излишнюю «телеграфичность» стиля. Классическое литературное образование, как, к примеру, у Дашковой, помогает со всей тщательностью «прорисовать» детали, что позволяет читателю глубже погрузиться в атмосферу книги. Хотя, например, у меня есть подруга — не журналист, не филолог, но у нее настолько красиво и увлекательно описаны даже второстепенные персонажи, что просто диву даешься.

— А про себя писать приходилось? Ваша Лика тоже журналист и заместитель главного редактора. Насколько близка вам эта героиня и ее жизненные коллизии?

— Главный герой — это персонаж, описание которого требует, на мой взгляд, массы подробностей. Точного знания профессиональной среды, бытовых условий, образа мышления. Поэтому моя главная героиня — журналистка (уж то, что творится на редакционной «кухне», мне в общем и целом известно). У Лики Вронской проскакивают какие-то мои словечки, она реагирует на события точно так же, как на них отреагировала бы я. Но когда я работаю над эпизодами с участием Лики, у меня перед глазами возникает визуальный образ, который воспринимается как посторонний человек. А потом «влажу» в шкуру этой героини точно так же, как представляю себя на месте других персонажейхороших, плохих, убийц и жертв. Сюжет книги «Без чайных церемоний», слава богу, не имеет ничего общего с моей жизнью. Хотя толчком к ее написанию стал реальный разговор с мальчиком, который из личного опыта знает, как больно жжет клеймо безотцовщины.

— «Эта любовь — просто кактус какой-то. Надо поскорее выдрать застрявшие в сердце колючки».Сами вы часто колючки из сердца выдираете?

— Не выдираю вообще. Поскольку даже если отношения с мужчиной складываются не так, как мне бы того хотелось, я все равно благодарна ему, за то что он был в моей жизни. Мне нравятся весна и лето, и я умираю каждую зиму. Есть вещи, которые никогда не будут такими, как хочется.

— «А все дело в том, что книжка засосала ее всю, целиком и полностью. Она живет вместе со своими героями. Умирает вместе с ними. Действительность то и дело проваливается в книжные страницы — написанные или пока еще живущие только в ее воображении».Вы всегда все пропускаете сквозь себя?

— Ага. Не знаю, хорошо это или плохо. По-другому у меня не получается. Тяжелее всего в «шкуре» преступника. Для себя я допускаю лишь возможность убийства с целью самообороны. Чтобы более подробно разобраться в психологии убийц, я общалась с теми, кто отбывает наказание на участке пожизненного заключения. Там такие дела, меньше двух трупов не бывает. Возникло впечатление, что эти преступники психически неадекватны. Хотя, разумеется, если по их делам был вынесен приговор, значит, они признаны судебно-психиатрической экспертизой вменяемыми и могут нести ответственность за свои действия.

— « «Это шизофрения или графомания?» — думала она…»Вы сравниваете писательский экстаз с шизофренией. Получается, что считаете писательство чем-то вроде наркомании? И что человек, начав писать, уже не сможет отказаться от этого?

—Мне сложно говорить о шизофрении, я не психиатр. Судя по тому, что пишут в специализированной литературе, это очень веселенькое для больного расстройство. Олигофрения и et cetera — грустно, мозг работает плохо. Маниакально-депрессивный психоз — опять-таки приятного мало: то радость, то тоска вселенская… вечные качели. Шизофрения — это много миров, яркие краски. Когда я придумываю книжку, некоторые сцены прокручиваются в голове, как кино, и меня это пугает. Утешаю себя тем, что любое творчество является отклонением от нормы. Короче, жить буду. Что касается отказа от написания книг… Мне нравится придумывать книжки. Это куда больший драйв, чем эксклюзивное интервью. Но я допускаю мысль о том, что могу отказаться от сочинения детективов. Книги — это не только творчество, но и бизнес. И если то, что я делаю, не будет интересно людям, зачем мучить редакторов и себя?

— «…Не бывает низких и высоких жанров. Есть лишь мастерство писателя, окно которого вдруг распахивается в таинственный мир, наполненный интригами, любопытными персонажами и запахами преступлений, и мурашки бегут по спине, и глаза прилипают к страницам, а стрелки часов уже давно мчатся по ночи, но нет никаких сил оторваться от книги…»Я не стану спрашивать вас о серьезности или несерьезности детективного жанра — вы уже ответили на этот вопрос в своей книге. А вот скажите, не хотелось ли взять мужской псевдоним, чтобы вашу книгу прочитали мужчины? Ведь не секрет, что многие из них снисходительно относятся к женским детективам.

—Ой, я об этом не думала! Вряд ли книги, написанные женщинами, читают только представительницы прекрасного пола. Я видела, как на Московской книжной ярмарке общается с читателями Татьяна Устинова. Половой состав выстроившейся за автографами очереди был пятьдесят на пятьдесят. В Минск на выставку приезжала Александра Маринина — точно такая же картина. Донцову, по-моему, читают все — мужчины, женщины, юные, в возрасте. Ее книги — увлекательный отдых, а кто не любит отдыхать? Мне не важно, кто будет читать мою книжку. Но я сгорю от стыда, если человек пожалеет о потраченных деньгах. Когда я покупаю новый роман Марининой, для меня на три часа исчезает весь мир, кроме книжного. И когда я начала писать, мне очень хотелось доставить читателям радость.

— Действие вашего романа развивается в фитнес-центре. А как вы лично относитесь кспорту?

— Стараюсь посещать фитнес-центр хотя бы два раза в неделю. Занимаюсь аэробикой, аква-аэробикой, хожу в тренажерный зал. Спорт — это здорово. Стоит полчасика потаскать штанги, помахать гантелями — и усталости как не бывало.

— Какие впечатления остались от жизни в Германии? Не хотелось ли туда вернуться? Или хотя бы написать книгу и местом действия выбрать Германию?

— Папа служил в Группе советских войск в Германии, мы жили в находящемся недалеко от Берлина небольшом городе Потсдаме. Для русских там были созданы военные городки, работали русская школа и больница. Но некоторая изолированность, по большому счету, не мешала нам вести в чем-то бюргерский образ жизни. По выходным мы гуляли в парках Сан-Суси и Цициленхофф, сидели в гаштетах, где отец выпивал кружку пива, а я канючила, чтобы мама позволила мне смолотить две порции мороженого. А еще лучше три. Возможно, это связано с особенностями детского восприятия — краски окружающего мира запомнились очень яркими, я больше никогда таких не видела. Или, может, дело в более мягком европейском климате, ранней теплой весне, длинной золотой осени. Жизнь даже в социалистической Германии ментально очень сильно отличалась от того, что происходило «в Союзе». Когда мы приехали в Минск и я увидела совершенно пьяного мужика, со мной случился культурологический шок. Было бы любопытно посмотреть, каким стал Потсдам сегодня. И чуть боязно — а вдруг там все не так, того мира нет, и я просто все это придумала… В одной из моих книг часть сюжета разворачивается в Германии. Правда, там несколько другой исторический период — конец XIX — начало XX века.

— Похожа ли ваша мечта на мечту вашей героини — уйти из журналистики и писать книги? И не взялись ли вы с выходом первой книги за ее осуществление?

— Не думаю, что настолько хорошо знаю жизнь, чтобы закрыться в четырех стенах и вещать о ее сущности в своих романах. Мне часто приходится мысленно извиняться перед читателями. «Простите, мои любимые, что сейчас двенадцать ночи, я выжата как лимон и в таком состоянии сейчас буду строчить роман. Но без моей сумасшедшей работы я никогда не подсмотрела бы столько подробностей, которые собираюсь описывать»… — вот примерно такой ход мыслей. Если бы не газета, в которой я теперь работаю, если бы не ее редактор, который является и владельцем издания, моих книг могло бы не быть вообще. Редактор «Обозревателя» — крупный предприниматель, с коэффициентом ай-кью в районе гениальности, позволившим ему заработать первый миллион долларов года в двадцать два. Он очень требовательный человек, но, пытаясь взять планку этих требований, становишься сильнее. Я не планирую уходить из газеты. И буду продолжать писать романы.

Тэги: литература, Ольга Тарасевич