Современное белорусское искусство на www.mart.by

Артур Клинов – о современной культуре, позиции элит и извечном белорусском партизанстве

Источник tut.by Дата: 4 Июл. 2013
Артур Клинов – о современной культуре, позиции элит и извечном белорусском партизанстве

Художник, писатель, редактор альманаха «pARTisan» Артур Клинов – о современной культуре, гражданственности, позиции элит и извечном белорусском партизанстве.

Информационный голод
– Артур, не так давно в России вышла ваша книга «Шалом». В российской прессе было довольно много публикаций, рецензий. А у нас – тишина. Вроде как и не информационный повод, не тема для обсуждения. Складывается впечатление, что нам самим не интересно то, что происходит в нашей культуре.

– Когда книга вышла в 2011 году в Беларуси, рецензии были. Была и промокампания – «Шалом» в каждый дом!». Теперь появилось российское издание книги. Но, в общем, вы правы. Информационный голод в сфере культуры у нас есть. Меня тоже занимает вопрос — «почему?». Ведущие издания, которые когда-то писали о культуре, перестали обращать на нее внимание. Все больше про спорт, про груди какой-нибудь теннисистки. А культура исчезла из поля зрения, и это обидно.

Ладно бы такое положение вещей объяснялось тем, что в нашей культуре ничего не происходит. Но тут как раз наоборот – культурный драйв в последние годы идет по возрастающей. В этом я абсолютно уверен, поскольку уже одиннадцать лет мы издаем альманах «pARTisan». И если когда-то мы вынужденно брали общие темы и выпускали один номер в год, потому что чаще было не о чем писать, то сейчас событий стало на порядок больше. Мы выпускаем четыре номера в год, и насытить их ивентами – не проблема.

– Может, дело в том, что медиа отталкиваются от запросов аудитории? Читателей и зрителей эта тема не интересует, вот СМИ и не пишут о ней?

– Это сами медиа выдумали такое объяснение. А на что есть запрос аудитории? На политику, в которой годами ничего не происходит и ничего не меняется? На хоккей, в котором у нас нет никаких особых достижений, но о котором почему-то пишут все?

То есть получается парадокс. О сфере, которая активно развивается, не пишет никто. Зато сферами, в которых ничего не происходит, забита вся информационная лента. Так что дело не в запросах.

Наоборот – если посмотреть, сколько людей приходит на открытие выставок, на концерты, на лекции о современном искусстве, видно, что спрос на культуру у нас огромен. И он не удовлетворен. Зрители готовы потребить еще больше культурных событий. А если бы в СМИ тема культуры присутствовала шире, спрос на нее был бы гораздо выше.

Диаметр круга
– А в 2007 году, в интервью российскому изданию «Взгляд» вы сказали, что наблюдается «разочарованность в современном искусстве, связанная с его малой надобностью в системе современной цивилизации».

– Это касается именно современного искусства, contemporary art. Современное искусство порой уходит в некие космические пустоты, становится все более элитарным. Этакой игрой в бисер для самих художников и группы критиков.

Поэтому в последние годы мне интереснее заниматься литературой. Хотя свой приход в нее я считаю вполне логичным. Я пятнадцать лет занимался концептуальным искусством, которое работает не с материалами, а с идеями. Материал здесь – всего лишь инструмент для того, чтобы донести идею. Работая с идеями, рано или поздно приходишь к выводу, что лучший инструмент для их передачи – вербальный. И аудитория тут значительно больше, чем у contemporary art.

Но все же сегодня я бы не ставил крест на contemporary art. Многие художники как раз таки остро чувствуют эту оторванность и изолированность и думают, как ее преодолеть.

– А у вас нет ощущения, что вы творите для узкого круга людей? Что писатели у нас пишут для себя и своих друзей, художники рисуют для узкого круга поклонников и критиков? А журналисты делают интервью с деятелями культуры опять же для себя, для самих деятелей и для их знакомых?

– У меня такого ощущения нет. Но размер аудитории – это опять-таки вопрос доступа к медиа.

На деле все выглядит так: написанный автором роман, даже очень хороший, зачастую не может выйти из узкого круга. Но он непременно выйдет, если включены механизмы его продвижения. Тогда роман вполне может стать бестселлером.

– Но обидно же, черт возьми, что от качества романа ничего не зависит. А зависит от того, есть ли у издательства или у автора средства на промоушн.

– Обидно. Но в цивилизованном мире автор работает не один. Если ты, скажем, художник, то ты сотрудничаешь с галереями, кураторами, критиками, журналами и ТВ. За автором стоит огромная индустрия. У нас другая ситуация. Этой индустрии нет. Или она находится в зачаточном состоянии. В этом кроется и ответ на вопрос – почему наши авторы остаются в узком кругу.

Наш автор – это автономная боевая единица. Он все должен делать сам. Поэтому он часто проигрывает зарубежным и становится неконкурентоспособен.

Эпоха коллективного действия
– С другой стороны – вспомним 80-е годы прошлого века. Был СССР, в котором никаких промоушн-технологий для полуподпольных авторов не было. И это время дало обществу множество интересных явлений – писателей, художников, музыкантов, творчество которых знали и любили миллионы людей.

– Тогда была эпоха коллективного действия. Эпоха социального перелома и больших надежд. На волне коллективного действия росли и рок-музыка, и объединения художников, которых в то время появлялось великое множество.

Сейчас эпоха коллективного действия закончилась. Каждый озабочен собственным выживанием. Автор должен выжить, причем в очень агрессивной для себя среде. А выживание – это индивидуальная, а не коллективная программа.

– Ну и тогда среда была довольно агрессивной. Многие творческие люди работали сторожами и кочегарами для того, чтобы не загреметь по статье «тунеядство».

– То было время надежд и других настроений в обществе. И дышали тогда другим воздухом. Казалось, несмотря на враждебную ситуацию вокруг, ты идешь вперед. И там, впереди, в конце тоннеля есть свет. А сейчас остался только темный тоннель, в котором автору необходимо выжить. И ждать, пока там впереди что-то забрезжит.
Да и система тогда, несмотря на ее прессинг, умирала. И это было понятно. Сейчас она принципиально другая. Она опомнилась, переродилась и опять сильна.

Каждый сам за себя
– А культуре эта потеря коллективизма пошла на пользу или во вред?

– Я бы не драматизировал ситуацию. Она естественна. Весь мир выживает по индивидуальной программе, а эпохи коллективных действий – это довольно редкие периоды.
Есть у нас и национальный, что ли, аспект. Ведь белорусы в принципе люди не коллективного действия. Не зря наш журнал называется «pARTisan». Партизан – это фундаментальная для нас мифологема. Партизан – это ментальное тело каждого белоруса.

Пятьсот лет нашей истории – это жизнь на территории войны. Поскольку мы живем на границе двух цивилизаций – европейской и азиатской, то линия фронта тут и проходила. Люди должны были найти какую-то форму, чтобы выжить. Это вошло в подсознание. А партизан – это фигура не коллективного действия. Потому что в одиночку уцелеть проще. Объединиться нам тяжело. Мы наблюдаем все эти годы. Объединение невозможно ни в одной сфере – ни в политике, ни в искусстве. Каждый сам за себя. Так что в придачу к эпохе имеем национальную черту. И результат налицо.

– А белорус, по вашему мнению, какой партизан? Который эшелоны пускает под откос, или тот, кто забирается подальше в болоте в ожидании, пока оккупанту надоест, и он уберется восвояси?

– Партизану нужно выжить. Если надо – он может и эшелон подорвать. Но это не самоцель. Порой надо просто слиться с окружающим миром, чтобы тебя не было видно. То есть это все же не человек с ружьем в общепринятом понимании. Это подпольный человек.

Наращивание элит
– Ваша цитата, опять-таки шестилетней давности: «Если у других народов этап национального формирования закончился, то у нас он завершается только сейчас. Нам приходится догонять Европу ускоренными темпами». Прошло шесть лет. Процесс стал ближе к завершению? И вообще – Европу ли мы догоняем?

– Процесс, конечно, еще не закончился. Но он идет. И я бы даже сказал, идет довольно активно и позитивно. Взять, например, белорусский язык. Смотрите: когда-то шляхта у нас говорила по-польски, а селянство – по-белорусски. Сегодня же, образно выражаясь, шляхта у нас говорит по-белорусски, а крестьянство – по-русски. Это позитивный процесс. Статус языка реально изменился. Говорить по-белорусски стало приметой элитарности.

И в целом в самосознании себя нацией за последние пару десятилетий сделан большой шаг вперед. Хотя это долгий процесс, и двадцать лет мало. Но мы пройдем этот путь, никуда не денемся. Государство тоже к этому приходит, хотя, конечно, могло бы быть и более активным.

Ключевая наша проблема в том, что у нас очень тонкий слой элит. Почему – понятно: жизнь на территории войны способствовала их истреблению и вымыванию. Но ведь именно элиты ответственны за страну и за народ. Элита – это не вождь над всеми, а ответственность за других.

Наращивание элит – процесс очень долгий. Но пока они не появятся, мы обречены на все наши сегодняшние проблемы – политические, экономические, культурные и прочие.

Изживание подпольного человека
– И вот в этой системе координат – окончание эпохи коллективного действия, отсутствие элит, извечного партизанства – кто-то у нас бело-красно-белый, кто-то красно-зеленый. Кто-то хочет в Европу, кто-то – на Восток. А кто-то – просто, чтобы от него отстали. Еще и о культуре писать никто не хочет. Мы же так никогда ни до чего не договоримся. Что делать-то?

– Нужно из себя изживать подпольного человека. Правда, этого нельзя сделать быстро. Но процесс-то идет.

Изживать подпольного человека можно, способствуя коллективному действию. Важно, чтобы и в культуре появлялись такие явления и локомотивы. Появилась галерея «Ў» и стала центром консолидации. И многие их тех, кто сидел и мастерил что-то из кубиков в своей песочнице, потянулись сюда. Всего одна структура дала качественно другой процесс. Для двухмиллионного мегаполиса этого мало, таких и других галерей должно быть минимум с десяток. Но все же начало положено.

В литературе появилось издательство «Логвинов». Это тоже точка кристаллизации. И качество процесса тут же стало другим. Все это – очень нужные и важные вещи.
Мы уже становимся городской нацией. Появляется городская культура качественно иного уровня, которая требует качественно иного уровня коммуникаций. Это – одно из главных достижений последнего времени.

И такие процессы, направленные на коллективное действие, должны идти во всех сферах, не только в культуре.

– Что нас отличает от той же Европы? Недостаток гражданственности. То есть ответственности за свою страну. Вот сейчас вы – в жюри фестиваля «Современная белорусская гражданственность». Это попытка создать еще один локомотив?

– Я могу вспомнить сотни фамилий людей, которые от нереализованности уехали жить и работать за границу. Если бы все эти люди остались здесь, у нас бы была другая страна.

Важно, чтобы у нас здесь происходили культурные ивенты, в том числе конкурсы, фестивали для молодых авторов.

А еще полезно знать диагноз своей болезни. Когда ты осознал проблему, проговорил ее, проще понять, как от нее избавиться. Нельзя прятать болезнь, закрывать на нее глаза. Нет гражданственности, не хватает – ну так давайте создавать механизмы ее появления. А не прикрываться патетическими фразами.

интервьюер: Данила Громов, TUT.BY

Тэги: ,