«Минчанин года» скульптор Константин Селиханов

«Скульптура – это любовь к камню«, – сказал Альбер Камю. Но дело в том, что Альбер Камю всю жизнь создавал не скульптуры, а книги.

Разговор со скульптором Константином Селихановым, получившим звание «Минчанин года» в области культуры, объяснил: скульптура – это любовь к своему делу, городу и людям, которые в этом городе живут.

– Константин, скульптура для вас – что это?

– Прежде всего, скульптура – это то, чем я лучше всего владею. Раньше казалось, что скульптура – образ жизни. Теперь понимаю, скульптура – это один из способов утверждения в этой жизни. Возможно, благодаря дедушке, Сергею Селиханову, известному белорусскому скульптору, родители зарядили меня в эту обойму лет в пять, отправив в художественный кружок. Сейчас мне 45. Сорок лет с перерывом на армию. Но жизнь не ограничена скульптурой, это только часть некой программы, в которой может быть многое: живопись, графика, просто идеи.

– Идеи откуда приходят?

– Они повсюду. Например, основой для вдохновения может явиться звук. Вот сейчас в мастерской играет поп-музыка, а может звучать аудиодорожка из фильма Тарковского. Люблю слушать аудиокниги – тембр голоса того, кто читает. При этом текст иногда имеет второстепенное значение. Во времена студенчества я примерно год слушал одну песню группы «Аквариум» в плохом качестве, не понимая половины слов. Но мне нравилось.

– А тишина скульптору нужна?

– Художнику важно быть одному. И в тишине в том числе. Шум, конечно, враг. Даже телерекламу можно выносить, если отключить звук, не замечали? (Смеется.)

В 2004 году, выиграв грант, я на три месяца уехал в Вену, где оказался в абсолютном одиночестве. Я не владел языком, у меня не было знакомых – возможности коммуникации свелись к минимуму. Это было молчание в странном городе, где, как мне казалось, существовало что-то скрытое за парадным имперским фасадом.

То, что происходило со мной, можно было назвать депрессией, но это состояние оказалось очень полезным, плодотворным.

Одним из итогов поездки стала «Нижняя челюсть Зигмунда Фрейда». Эта работа тесно связана с жизнью и смертью великого психиатра, и с моим, если можно так выразиться, отрицанием теории психоанализа. Но прежде всего, это образ материального мира, суть Вены, метафорический дар для нее.

И, кстати, оттуда же корни знаковой для меня выставки «Один и многие». Ее антилозунгом стала фраза физика Макса Планка «Существует лишь только то, что можно измерить». Сама выставка – попытка это утверждение опровергнуть».

– Помимо Фрейда в ваших работах – Тарковский, Эйнштейн, Короткевич, Бродский. Что связывает с этими деятелями науки и искусства?

– Тарковским «заболел» лет в 15. Тогда, правда, не анализировал почему, но эта любовь остается до сих пор. Эйнштейн – источник все время возникающих вопросов, ответы на которые и не обязательно знать. Короткевич – моя юность, отдавая дань которой мы вместе с Олегом Варвашеней создали памятник писателю в Киеве.

Что касается Бродского, даже исследования его жизни и интервью – настоящие откровения, уже не говоря о поэзии и эссеистике. Свое отношение к Бродскому я выразил 10 лет назад, участвуя в конкурсе на создание памятника поэту в Санкт-Петербурге. Было приятно попасть в двадцатку из 120 (улыбается).

– Чуть больше года назад, выбирая мемориальный знак, посвященный жертвам взрыва на станции метро «Октябрьская», остановились на вашей «Реке памяти». С какими мыслями приступали к этой работе?

– Главная задача Знака – отсутствие неуместного пафоса, желание больше говорить о свете, чем о тьме, и предельная деликатность по отношению и к человеческой, и архитектурной ситуации.

– Вы также принимали участие в «Белорусском павильоне 53-й Венецианской биеннале». Расскажите о представленной там серии работ «Сердца».

– Мне показалось любопытным сопоставление несочетаемых вещей. С одной стороны, это пародия на валентинки – коммерческую и прочую пластмассовую ерунду. С другой, тесная связь любви и смерти: все фото сделаны в виде кладбищенских медальонов.

Но прежде всего, это альтернативное видение истории. Ведь можно предположить, что Юрий Гагарин полетел в космос, потому что хотел найти собаку Белку? Или Харви Освальд убил Джона Кеннеди вовсе не из-за своих антикапиталистических взглядов, а просто из-за неразделенной любви к Джеки?

В работе «Володя и Ленин» я пытался сопоставить образ ангелоподобного существа, Володи Ульянова в детстве, с непримиримым идеалистом Лениным, которым он стал, когда вырос. Все это работает на контрасте.

– А за счет чего работает «Тапок архитектора», представленный на выставке «Тапографика»?

– Этот тапок – переходящий приз для архитекторов, которые сознательно или невольно портят город Минск. Любите делать банальные и скучные вещи, а потом заниматься украшательством – примерьте тапки из кирпича со стразами.

– Какие из последних решений минских архитекторов вы считаете наиболее провальными?

– Только слепой не заметит строительства отеля около цирка. Не нужно быть специалистом, чтобы увидеть: в городе произошла градостроительная катастрофа. Причем на наших глазах, при попустительстве архитектурно-градостроительного и других советов. Не думаю, что обшивка здания стеклом исправит ситуацию: обелиск Победы накладывается на новостройку, они вступают в диссонанс – панорама изменена.

Как и в случае со зданием «над Троицким». Странный китайский дворец, увеличенный в три раза и «украшенный» разностилевыми беседками. Все это не имеет ни малейшего отношения ни к нашей истории, ни к нашей культуре.

– Откуда идут корни безвкусицы в городе?

– Дело в том, что возможность строить иначе есть, что локально и происходит, но в основном мы хотим зарабатывать. Очень переживаем, что панельное строительство в свое время убило центр города. И вместо того, чтобы снести все это, – утепляем и выкрашиваем в канареечные цвета, продолжая насыщать город скучными и однотипными зданиями. Просто есть магическое слово «инвестор», которому готовы отдать последнюю рубашку. А у большинства инвесторов нет чувства социальной, даже гражданской ответственности. Инвестору не интересно размышлять над исторической перспективой города. Он сделает, как получится, здесь, а отдыхать поедет – в Вильнюс, кто победнее, в Лондон – кто побогаче. И в этом противостоянии «заказчик – архитектор», к сожалению, выигрывает всегда почему-то заказчик.

– Какой выход из сложившейся ситуации видите вы?

– Ну, можно особо «одаренных» отправить в тот же Вильнюс, и пусть посмотрят, как местные архитекторы деликатно решают проблемы градостроительства.

Но если серьезно, то нужно законодательно ограничить заказчика в его желании построить очередной барак и заработать на этом деньги. Вот на дороге существуют ограничения: светофоры, пешеходные переходы, гаишники – и здесь необходимо то же.

В Голландии, например, есть для этого специальные «Комитеты красоты» – они не позволяют строить только лишь на основе коммерческой выгоды. Это одно из решений проблемы, так как надеяться на совесть не приходится».

– Со столичной скульптурой ситуация более оптимистичная?

– Для развития скульптуры недостаточно условий – к ней относятся как к украшению, а не способу формирования пространства. Как было в Советском Союзе: либо декорации, либо пафос. Да и сами города не для человека – для массы. В европейских странах существует принцип гармонии: рассчитывается масштаб площадей, высота домов – создается своеобразная оправа. А после в нее аккуратно и точечно «вставляют» скульптуру. У нас с такой оправой напряженно. Поэтому и в маленьком хорватском городке, и во французской деревне чувствуешь себя защищенно. А у нас – только если в верхнем городе, потому туда и стараются втиснуться многие европейские посольства.

– Как вы прокомментируете такую цитату о Минске журналистки Татьяны Замировской: «По-моему, это самая важная информация о Минске – в нем есть река, которая не течет. Идеальная метафора местного времени и пространства»?

– Конечно, определенные изменения Минску необходимы. Например, нужно отдать минчанам то, что у них когда-то отняли. Пока перед нами не стоит задача построить «стартовую площадку для НЛО» или «гостиницу для снежных людей», как это происходит в Лондоне, где исторические и культурные связи никогда не нарушались. Для начала вернем, и желательно в полном объеме, ту особую среду обитания, которую горожане создавали столетиями. Кроме того, стоит элементарно разгрузить центр города. Хотите иметь возможность удобной парковки, стройте офисы в 458 этажей с краю города – и все будут счастливы! Да и вообще, кажется, река течет и кое-что меняется. Но иногда, наблюдая за тем, как это происходит, я – за тот город, который был в моем детстве.

Полина Кузьмицкая / Фото: Анастасия Хролович, архив Константина Селиханова

Тэги: Константин Селиханов, минчанин года, скульптура