Сергей КИРЮЩЕНКО: «Почти весь Союз художников — живые трупы…»

Сергей Кирющенко — белорусский художник, который известен не только своими работами, но и весьма острыми высказываниями как в адрес коллег по цеху, так и в адрес поклонников искусства. Вот и на этот раз художник рассказал “Народной Воле” о живых трупах, выборе между плохим и очень плохим, а также о планирующемся собственном музее.
— Сергей, вы даже молодых поражаете своей бешеной энергией. Хотя в ваши годы многие уже позволяют себе быть консервативными и маститыми художниками. А вы по-прежнему можете с одним рюкзачком отправиться в Европу…

— Это просто красивый образ (смеется). Хотел бы я быть консервативным, сидеть на своей вилле на берегу озера и, покуривая кубинскую сигару, давать интервью New York Times. Но как-то не получается…

Я очень долго шел к себе, поэтому теперь боюсь это упустить. Ведь полно художников, которых в 40 лет можно отправить на пенсию — они нашли какую-то свою нишу и дальше не двигаются. Мне ближе древний принцип японского художника, который каждые семь лет менял имя и начинал новую жизнь. Потому что если художник успокаивается, не развивается — это смерть. У нас таких живых трупов — почти весь Союз художников! Это же кошмар — их работу купили однажды, и они продолжают штамповать одно и то же. А мне это неинтересно. Если что, с голоду не помру — друзья, родственники помогут. Да и вообще в Беларуси трудно умереть с голоду — всегда можно прожить с огорода.

— Кстати, об огородах и других деревенских прелестях. Ваш последний проект “Пришло время вплотную заняться приземленным искусством” посвящен деревенским пейзажам и срубам. Когда вы решили, что “пришло время”?

— Несмотря на то, что мои нынешние проекты можно назвать условным искусством, геометрическим минимализмом, я всегда исходил из пейзажа. И как-то, проводя жаркие летние месяцы в деревеньке с замечательным названием Урода на Лепельских озерах, я буквально почувствовал истоки минимализма — на срубах. Пришла идея связать современное искусство и деревенские составляющие. Однако многие художники работают с деревом, но оно остается деревом. А чтобы превратить его в искусство, нужно сделать что-то радикальное. Начал экспериментировать: покрасил забор, расписал сруб, сделал из этого слайд-шоу — и понеслось! Дальше идея вела меня сама…

— В основе идеи проекта — желание “противопоставить искусство умиранию и разрушению”. Чему еще вы противопоставляете творчество?

— В данном случае это было мое жизненное противопоставление. А вообще, ничему особо искусство не противопоставишь. Разве что социуму. Потому что иногда искусство идет с ним в контексте, иногда только сталкивается, а иногда и становится в противовес. Как говорил в свое время Андрей Синявский, “у нас с советской властью не идеологические, а эстетические расхождения…” То же самое можно сказать про нынешнюю власть в Беларуси.

— Почему?

— Весь визуальный ряд нашего общества — просто кошмар! И архитектура, и дизайн, и реклама, и все-все-все… Городские власти, например, Кёльна, тоже гнут свою линию. Но там выбирают между хорошим и очень хорошим. А у нас выбирают между плохим и очень плохим… А все почему? Потому что в 20-х годах прошлого столетия мы отошли от контекста мирового развития искусства. И теперь мы на обочине прогресса.

И что в итоге? Художники страдают прямоговорением и консерватизмом. А у нашего истеблишмента чисто крестьянское восприятие. И это касается даже бизнес-тусовки, что уж говорить о чиновниках. Кругом твердят, что белорусское искусство знают и любят во всем мире. Да ни фига! И пока Минкульт будет занят “базарами”, ничего не изменится. Хотя сколько я уже кричу о том, что нам нужен национальный павильон на Венецианском биеннале…

— Так, может, стоит обойтись без Минкульта?

— Нет, национальный павильон всегда представляет госструктура, отвечающая за культуру. Она может привлекать спонсоров, но формально в ответе государство. Вроде бы достучались до Латушко. Но в итоге он приказал нашему Союзу художников разработать концепцию участия на биеннале. Да никогда ни в одной стране профсоюз не занимался этим! Это ведь аморфная структура, которая не может ничего решать. К тому же оказалось, что никто из тех, кому поручено разбираться с биеннале, в Венеции-то не был. Почему я, бедный художник, нахожу возможности съездить раз в два года в Венецию, а они не были и теперь не знают, что делать?..

— Есть ли надежда на возвращение к мировым тенденциям?

— Да — наши люди стали учиться за границей, растет молодое, не такое зашоренное, более подвижное поколение. Благо, наконец, стало больше контактов с Западом. И это важно, потому что для нас опасно повернуться на Восток — ведь российская цивилизация еще очень долго будет вылезать из застоя из-за своей огромности и неповоротливости.

— Вы часто приводите такой пример, что “до кризиса Китай только официально продавал произведения своих современных художников на несколько миллиардов долларов”. Как думаете, когда наступит время миллиардов долларов за продажу произведений белорусских художников?

— Белорусские художники, которые работают на Западе, уже продаются за десятки тысяч. Но если говорить о стране, то она придет к этому очень не скоро. Как вообще формируется имидж, а заодно и стоимость искусства? Это частные, корпоративные и музейные коллекции. Да, последнее у нас точно есть. Но на каком уровне? Решения принимаются с позиции, мол, “вот этого мы давно не покупали, давайте дадим ему миллиончик, а то совсем плох стал…” Или: а вот народный художник, ему надо миллионов десять дать — народный все-таки… В то время как в Европе собирается музейный совет, который спорит, кого лучше купить сегодня за десять тысяч, чем через пару лет выторговывать за десять миллионов…

Наше общество должно понять, что современное актуальное искусство — огромный имиджевый ресурс. Сегодня именно искусство и спорт могут сказать о стране больше, чем все остальное!..

Или вот о туризме у нас много говорят. А чем мы привлечем туристов — разрухой и отсутствием сортиров? А ведь туризм приносит очень быстрый доход, который можно было бы сразу же пускать на конкретные музеи, театры…

— Если уж о финансах, то считаете ли вы деньги, получаемые художниками за свои работы,  критерием успеха?

— Чаще всего да. В искусстве все определяет вторичный рынок. То есть когда я покупаю картину, а через какое-то время могу продать ее дороже. Хотя в Беларуси ложные критерии успеха, да и денег в искусстве немного. Так что хватает художнику на жизнь — уже успех (смеется).

— Говорят, вы часто продаете свои работы иностранным коллекционерам…

— Я вообще очень редко продаю свои работы. Дело в том, что это довольно крупные работы некоммерческого плана. Такое можно продать разве что для корпоративной коллекции в банк, например. Хотя пару лет назад познакомился с австрийским бизнесменом, который начал покупать мои картины. В основном именно на это и живу — на краски, холсты и поездки в Венецию хватает (улыбается). А сейчас этот человек уже готовит каталог моих работ и собирается организовывать целый музей…

Тэги: Сергей Кирющенко